Быть младшей из пяти детей на самом деле не так уж и здорово, как может показаться.
По-крайней мере в семье Блейк.

Начиная буквально с первых мгновений своей жизни, Дафна только и слышала, что "а вот твои сестры..." и далее в зависимости от обстоятельств. Она всегда и во всем уступала им в глазах родителей, которые возлагали на нее слишком много своих нереализованных амбиций. Младшая дочь семьи Блейк стала их главным разочарованием. Она не была так умна, чтобы поступить в медицинский университет. Она не была так красива, чтобы стать хорошей моделью. Она боялась высоких скоростей и громких звуков. И уж точно не видела себя в армии. Её совершенно не интересовал семейный бизнес, так что в этом вопросе она проигрывала даже дальним родственникам. Вы можете подумать сейчас, что девочку никто не любил, может быть даже угнетал и ее пытались подавить, заставить что-то делать, но нет, это будет далеко от правды. Ее действительно любили, исполняли все ее желания, но Дафна так и не смогла избавиться от мысли, что является главным разочарованием своих родителей.

В конце концов, ничего особенного она так и не добилась.

Все её достижения можно уместить на листке бумаги А4. Отличница, но средний балл всё же чуть ниже, чем у Дейзи. Капитан группы поддержки, но они не заняли даже призового места на соревнованиях штата. Королева школьного бала, но тем не менее, Доун набрала большее количество голосов. Дафна привыкла быть последней. И её это даже уже не задевало. Она научилась улыбаться упрекам. Потому что она нашла своё место. Корпорация тайна. То, что начиналось исключительно, как хобби, стало для рыжей смыслом жизни. И пусть большую часть времени ей приходилось проводить в качестве приманки, она никогда не жаловалась. Она впервые почувствовала себя нужной. Впервые у нее появились те, кого она могла назвать друзьями. И Дафна искренне любила их всех.

Любила Велму.
Умницу Велму, которая могла в уме решать сложнейшие уравнения, но тем не менее, не могла пригласить парня, который ей нравился, на свидание. И тогда младшая Блейк помогала. Или же наоборот сама просила помощи у мисс Динкли с очень сложными контрольными, которые ей не давались, чтобы не выглядеть в глазах родителей настолько невезучей. И глупой. Оценки рыжей были стабильными. И во много благодаря помощи подруги. Нет, Велма никогда не решала и не делала за Дафну задание, она действительно занималась с ней, объясняла и помогала. Велма стала первой настоящей и самой лучшей подругой для Дафны.

Любила Шегги.
Мистер Роджерс, как бы странно это не звучало, был одним из тех, кого Дафна понимала больше всех остальных. Возможно потому, что попала в аналогичную ситуацию. Норвилл был единственным ребенком, буквально наследником, в своей семье. И разочаровал своих родителей полностью. Конечно, его нельзя назвать тупым, но парень никогда не стремился к академическим достижениям. Более того, многие считали его недальновидным и глупым только на основе его поведения. На самом деле, много раз команду спасало поведение мистера Роджерса в экстремальных ситуациях. Сколько раз он срывал планы суперзлодеев сложно даже пересчитать!

Любила Скуби.
Милого и пушистого Скуби, на которого невозможно было злиться и который всегда умел поднять настроение команде. Да, разговаривающая собака, но вы найдите товарища лучше, чем он! Сколько раз он приходил к Дафне вечером, скулил под дверью, а после молча забирался в ее постель, устраивая голову на ее животе. Дафна чесала пса за ушами, постепенно успокаиваясь и засыпая. Скуби никогда не ошибался, он всегда был рядом. Неизменно приходил к двери мисс Блейк, когда был нужен ей больше всего. И получал за это награду.

И наконец.
Дафна Блейк любила Фредерика Джонса.
И призналась в этом себе еще год назад. Её чувства уже давно не были исключительно дружескими. Ей понадобилось три года, чтобы осознать свои чувства. И год на попытки намекнуть вышеупомянутому господину про ее чувства. Все бесцельно. Фред видел в ней исключительно подругу. И Дафна приняла это, как и тот факт, что проигрывает в сравнении с сестрами. Пусть и не перестала любить их меньше или больше. Она лишь пообещала себе, что пойдет своей дорогой. И попытается переболеть чувствами к нему, ориентируясь на старших сестер и их любовные истории.

К сожалению, этому никак не способствовал приближающийся бал в поместье Джонсов.
И еще меньше этому способствовало приглашение от Фреда стать его девушкой. На этот вечер, что не замедлил подчеркнуть парень.
И отказать блондину Дафна не смогла.

Или может быть это? - Дафна несколько смущенно выходит из примерочной, представая перед глазами Велмы, которая была менее придирчива в плане выбора наряда, поэтому сохраняла спокойствие. На данный момент она демонстрировала пятнадцатое платье, поэтому Динкли лишь подняла вверх большие пальцы. Но Дафна все еще была недовольна своим отражением. Ей хотелось быть идеальной. В глубине души Блейк надеялась, что этот вечер что-то изменит в ее отношениях с Фредом. Потому что, если честно, она уже устала. Если этот вечер ничего не изменит, то рыжая все же примет предложение Гарварда, организованное ее родителями.

Все, я выбрала! - довольная Дафна покидает примерочную, разводя руки в стороны, - Как тебе? - Велма в ответ лишь чуть приоткрыла рот, что убедило Дафну в правильности выбора платья. - А ты сама идешь? - получив подтверждение того, что подруга будет на том же приеме, Дафна слегка расслабляется. Следующие пару часов посвящены выбору платья для Велмы, чему Дафна несказанно рада. Не только она должна страдать.

В день бала, Дафна покорно ждала появления Фреда, усиленно делая вид, что все это исключительно по-дружески. В назначенное время, парень за ней заехал.
Привет, - девушка устраивается поудобнее на переднем сидении машины мистера Джонса.

Одна из сулиц ударила в щит валькирии серебряного копья, стоявшей в первом ряду. Другая пронеслась рядом.
— Ты это видела? Чуть тебя не зацепил! — возбужденно крикнула Ильга, поворачиваясь к Холе.
Хола, не отвечая, стала заваливаться назад. Вторая сулица, скользнувшая над ее щитом, вонзилась валькирии медного копья в шею.
[q] Мефодий Буслаев и ошибка Грифона

[float=left][/float]
Валькирии со всем справятся. Даже потеряв сестёр, они не остаются одни в этой бесконечной битве Света и Тьмы. Чёрная Дюжина вновь пополнится Стражами Мрака, беспощадными и жестокими, а копья погибших валькирий вновь обретут своих владелиц, выбрав самых достойных. В этом мире нужен баланс и без него не обойтись, даже если кажется, что рано или поздно, одна из сторон должна победить. Валькирии гибнут, защищая Свет и всегда остаются в неизменном числе. Чёрная Дюжина - элита лучших бойцов Мрака. Их тоже всегда будет двенадцать. Битва будет вечной и ни одна из сторон, даже неся потери, ни за что не остановится. Серого цвета просто нет. Лишь Мрак и Свет.

Начисто игнорируя любые слова своего оруженосца, с самым независимым видом, Ильга идёт на кухню, чтобы заварить себе кофе. Она уже успела принять душ и переодеться после битвы, и теперь наверное, должна отправиться выспаться, восстанавливая силы после битвы. Чёрная Дюжина - авангард Мрака. Взращённые в самом Тартаре, они были лучшими из тех, кого тот мог представить. Никто из валькирий, даже обладая недюжинным оптимизмом, не верил на всю добрую сотню процентов в то, что переживёт эту битву. Это не были суккубы, размазать которых было довольно легко одним лишь ударом копья. Самые ужасающе жестокие и страшные представители Мрака, опасались которых даже их собратья. Валькирии были готовы к тому, что когда-нибудь это случится, но совсем не могли предугадать исход.
Подобных битв давно не случалось. Стражи Тьмы резали Стражей Света, отрезая их крылья и отправляя в бесконечное путешествие, а валькирии уничтожали комиссионеров, жаждущих забрать человеческие эйдосы, тусклые, и яркие. Но подобных битв, когда на поле боя сошлись Чёрная Дюжина и валькирии, не случалось на протяжении многих веков. И конечно же, все знали, что могут погибнуть, утаскивая за собой представителей Мрака. Никто, без сильного конечно же рвения, не был против.
Ильге было более двухсот лет и она застала многих валькирий. Даже тех, чьи имена были стёрты историей, но не забыты Светом. Филомена, позволившая тьме поглотить её Свет и лишившая валькирий испепеляющего копья. Сэнра, отлучённая от Света и забывшая своё истинное предназначение. Бармия, отдавшая свой  долг.
Никто из валькирий, принимая копьё и все сопутствующие силы, никогда не верил в то, что проживёт достаточно долго. Согласно кодексу валькирий, от любого брошенного вызова, нельзя уклоняться. Будь ты даже новичком, еле-еле держащим копьё в руках, ты должен принять вызов представителя Чёрной Дюжины, кто видел ещё начало человеческих времён. И конечно же, Стражи Мрака всегда беззастенчиво этим пользовались.
Но эта битва была особенной. Собравшей целые трибуны, словно развлекательное шоу и ставшей ярким витком в бесконечной войне Света и Мрака. Среди них не было новичков, кроме Брунгильды и Прасковьи, плохо представляющей, как держать копьё. Каждая из валькирий, выступая на поле, была готова к тому, что уже на следующий день её копьё обретёт новую хозяйку, взамен предыдущей - цикл был непрерывен. И конечно же, готова была утащить за собой как можно больше представителей Чёрной Дюжины. Что примечательно, любой ценой.
Все думали, что битва будет идти до последнего. Пока последняя валькирия не упадёт замертво или последний представитель Тартара не сляжет, пронзённый копьём валькирии. Никто с одной стороны не должен был остаться в живых  и всё длилось бы до тех пор, пока одна из сторон не возликует.

Наверное, в глубине души, Ильга рада, что бой был остановлен. Вызов был принят и никто не собирался отступать до последнего, пока ещё может дышать. Погибли Стражи Мрака, но погибли и валькирии. Бэтла, Малара, Хола и Радулга. В последний момент, когда сулица ударила в щит самой Ильги, она думала, что всё обошлось. Обрадовалась даже, преисполненная адреналина, что Стражи Мрака промазали. Не знала только, что лучшая подруга пропустила удар, ставший к сожалению, для неё смертельным.
Разговаривать не хочется точно также, как и обращаться вглубь чувств. Ильга знает, что такова их судьба - погибать, воюя за дело Света. И если четыре валькирии погибли, утащив за собой шесть представителей Чёрной Дюжины, то это победа. Самых страшных больше не было. И Мраку, точно также, как и Свету, долго придётся восстанавливать силы и искать подходящую замену лучшим своим бойцам. Уже, наверное, не плохо.
[float=right][/float]
А ещё, Ильга совершенно точно рада тому, что Фулона решила сражаться без оруженосцев. Ведомая кодексом чести, она знала,  что перевес, благодаря Шилову и Варсусу, будет в сторону валькирий. И наверное, участвуй Страж Света и один из опаснейших бойцов, взращённый в Тартаре, на их стороне, в качестве оруженосцев, кто - то мог бы не погибнуть. Бэтла, к примеру, чей оруженосец Алексей был теперь безутешен. Или Хола, которую единственную пожалуй, в этой жизни, Ильга могла назвать своей лучшей подругой. Радулга даже или Малара.

Но Фулона, единственная из полубожественного состава, оставшаяся в живых, всегда была предана морали куда больше,чем жажде победы или эгоизму. Как и положено Свету, собственно говоря. 12 валькирий против 12 лучших представителей Мрака. Всё было куда честнее, чем от этой битвы можно было ожидать.

Теперь, когда все двенадцать валькирий стояли вместе, что-то изменилось. Все временное, наносное, случайное ушло. Круг начал медленно покачиваться, сжимаясь все теснее. Валькирии наклоняли вперед головы, пытаясь соприкоснуться плечами, щеками, волосами. Поначалу еще слышны были какие-то звуки, говорились какие-то слова, а потом в этой точке пространства повисла великая и страшная тишина.
— Ну все! — сказала наконец Радулга потеплевшим голосом. — Меня затискали! Хватит! А то драться не смогу!
Круг разомкнулся. Каждая валькирия подошла к своему оруженосцу и попрощалась с ним. [q] Мефодий Буслаев и ошибка Грифона

[float=left][/float]
Точно также, как и все остальные, Ильга готова была к тому, что её копьё к ней не вернётся. Эгоистичная, капризная и не особо чувствительная в свободное от исполнения долга время, она не склонна была к сантиментам. И с оруженосцем своим, несмотря на то, что выбрала его когда-то сама, никогда особенно не делилась чувствами, держать предпочитая всё при себе. Даже стрёмно немного было от того, что она сказала ему, предполагая тот вариант, что живой с этого поля брани между Мраком и Светом уже не выберется. Ничего ужасного, конечно же, кроме того, что дала понять, что у неё тоже есть чувства.

Решение Фулоны  и впрямь было правильным. Да, они выигрывали в ситуации, когда Шилов и Варсус были бы с ними. Их навыки могли напрячь даже некоторых разумных, коих было не много, представителей Чёрной Дюжины. Но что было бы с остальными десятью? Все они, вполне очевидно, отличались своими бойцовскими навыками и были весьма полезны в вечном противостоянии Мрака и Света. Валькирии отнюдь не из личных "хочу" выбирали себе оруженосцев, которые не могли отказаться, и тут же неотступно, и навсегда, следовали за ними. Никто не приказывал им, кого выбрать, они просто чувствовали тех, кто им необходим. А значит, рядом с валькириями были те, кто был им нужен.
Но всё же, Чёрная Дюжина - не суккубы и миссионеры. И даже не просто Стражи Мрака.
Элита, непобедимая и ужасающе смертоносная. Даже само руководство Мрака, вроде Лигула, боялось их до дрожи, предпочитая не связываться, и не обращаться  к ним лишний раз. Но попытка уничтожить валькирий разом, бросив им вызов, от которого они не могут отказаться..  Судя по трибунам, которые были организованы для просмотра  этого шоу, оно стоило того.
Так что, решение Фулоны, что была ещё из первых валькирий, было единственным, абсолютно верным. Ильга даже не представляла, что чувствовала бы сейчас, если бы в битву ввязались ещё и их оруженосцы, которые несомненно, погибли бы. Валькирии не были представителями Мрака. Они не хотели прикрываться кем-то и бросать кого - то на амбразуру, чтобы выжить самим. Поэтому в принципе, в сложившейся ситуации можно было найти ещё плюсы: погибли четыре валькирии и Гелата не приходила в себя, держась где-то на грани, но по-крайней мере, выжившие не потеряли своих оруженосцев. Страшно было только подумать, что чувствовали сейчас те, что потеряли своих валькирий, которым была посвящена их жизнь. Хоть  несомненно, готовились к такому варианту.
[float=right][/float]
Вообще выжить конечно никто не должен был. Битва не должна была быть остановлена, если бы рог не протрубил  четыре раза. А ожидать подобной доброты от Мармуса было бы как минимум странно. Он жаждал крови валькирий и надеялся, что Свет останется без лучших своих бойцов, на время открыв значительную слабую брешь для Стражей Мрака. В то, что в этой битве победит одна сторона, надежды было мало. Скорее, по любимой своей привычке, Мрак не жалел даже своих. Опасных уродов в Тартаре было достаточно для того, чтобы собрать из них новую  Чёрную Дюжину. К сожалению.

Но рог прогудел и бой был остановлен. Валькирии опустили свои копья, а Чёрная Дюжина - своё оружие. Никто не победил, но все потеряли.
Валькирии, несмотря на то, что убили шестерых  - больше. Они были сёстрами, связанными между собою. В Чёрной Дюжине же не было места для личных эмоций. Тьма в физическом своём воплощении и жажда крови. Они готовы были бы, если бы им приказали, с лёгкостью разрубить и друг друга.

Широкими движениями совни Аспурк плотно атаковал Брунгильду, и той пришлось бы нелегко, если бы Малара, Фулона и Хаара не поспешили к ней на помощь. Аспурк и Ловус благоразумно отступили, на Брунгильду же с ревом набросился Гур и, подкатившись под ее щит с двумя похожими на кастеты ножами, смел ее с ног, однако раны нанести не успел, поскольку сам проехал вперед по скользкому льду. Ильга, схватив Брунгильду за плечо, оттащила ее к остальным валькириям, попутно сдернув с ее копья застрявший щит. [q] Мефодий Буслаев и ошибка Грифона

[float=left][/float]
Это довольно странно. Готовиться к тому, что умрёшь сегодня вечером, рядом со своими друзьями, но искренне недоумевать затем, как могли погибнуть они. Хола. Радулга. Бэтла. Малара. Все они ещё вчера сидели с Ильгой на одной кухне и вели ничего не значащие беседы.  Бэтла, хомяча бутерброд за бутербродом, не уставала издеваться над ней, что та вполне возможно, станет когда-нибудь человеком и перестанет кривиться от человеческих слабостей, метро и рыбы, Радулга выводила её из себя, своими неуместными комментариями по поводу оруженосца, а Брунгильда, заменившая Тамааг, просто бесконечно раздражала Ильгу.

Огромная, неуклюжая  и бесконечно беспокоящаяся о каждом заусенце, она, со своей гермофобией и трусостью, словно не была валькирией. Но во время битвы и после, всё это перестало иметь значение. Ильга тащила Брунгильду, совершенно неготовую к таким боям, подальше от представителей Чёрной Дюжины, когда той угрожала опасность и почти также, как и Прасковья, была готова кричать во весь голос, увидев смерть Бэтлы. Просто пожалуй, выдержки у неё было чуть более, чем у бывшей Наследницы Мрака, ставшей внезапно обладательницей ледяного копья и валькирией. Та была юна,  а Ильга застала немало смертей своих сестёр, совершённых во имя борьбы за Свет и из личных мотивов. Хотя конечно, намного легче с каждой гибелью от этого совершенно не становилось.
Особенно Хола. Мало кто, как она, понимал Ильгу.
Да и кто бы не погиб, из всех двенадцати, это было тяжело.
Пройдет, уже совсем скоро, к такому не привыкать. Но в вечер после битвы, когда даже адреналин все ещё зашкаливает, очень сложно с этим свыкнуться. Они успели все попрощаться друг с другом и принести свои извинения за всё, что было сказано и сделано когда-то. И кроме Брунгильды, заменившей недавно погибшую Тамааг, это был очень "старый" состав. Со многими из них Ильга была рядом десятилетиями. 
Валькирия серебряного копья не привыкла демонстрировать  своих чувств, а потому, ей совсем не хочется говорить сейчас со своим оруженосцем. Она бесконечно рада тому, что ему не пришлось участвовать в этой битве и в её квартиру, в которой тот проживал, потому что даже не помнил, кем был до того, как она его встретила, они вернулись вместе. Меньше потерь - уже малая победа на фоне всего остального.
[float=right][/float]
И куда более жутко, если бы оруженосцы тоже вышли на поле боя с Чёрной Дюжиной, было бы возвращаться сюда в гордом одиночестве. Она наверное, просто не смогла бы этого сделать, напросившись с самым горделивым видом на "переночевать", придумав глупейший повод, к той же Фулоне, что со своей многовековой мудростью никогда не задавала лишних вопросов. Но она сегодня не одна и несмотря на то, что ей совсем не хочется делиться своими чувствами  и вообще желается побыть в  одиночестве, это успокаивает.

Всё пройдет. Такова их судьба и выбора собственно, нет никакого. А если бы бой не был остановлен сегодня и она, вполне вероятно, осталась бы на ледяном поле, рядом с Холой и Маларой, то квартира бы осталась её оруженосцу. У неё, как и у всех остальных валькирий, всё равно больше никого не было и быть не могло.
Наверное, выжившие из Чёрной Дюжины сейчас радуются. Им совершенно плевать на товарищей и они, лучшие представители Мрака, не склонны к тёплым чувствам. Для них битва с валькириями - абсолютная победа, погибли четверо и одна по-прежнему в коме. Для валькирий, несмотря на то, что забрали шестерых, это была трагедия.
Но это естественный ход вещей. Ильга, что приняла копье более двухсот лет назад, это знает совершенно точно. Они, действующие по кодексу валькирий, привыкли терять своих сестёр. Не так часто, как можно было бы предположить, но достаточно для того, чтобы научиться это переживать. Хоть и заработать иммунитета от смерти нельзя.
Скорее всего, все думают, что она абсолютно не переживает. Совершенно не притворяясь, Ильга и впрямь, предпочитала заботиться только  о себе любимой и соответствующем комфорте, плохо представляя, для чего нужно переживать за остальных, что могут позаботиться о себе сами. Была капризна, эгоистична, ревнива и не терпела никаких даже намёков на хамство в свою сторону, заводясь быстрее с полу-оборота, чем колесо от хомяка на адреналине. Но серебряное копьё когда-то выбрало её, в качестве достойной преемницы погибшей валькирии. И в отличии от некоторых, Ильга никогда не отступала от своего долга.
Не была в восторге от мысли, что можно погибнуть и никогда не рвалась этого делать, но не сомневалась ни на секунду, когда был  выбор "между" и "между". Офис, прибыльные поставки  и уход за собой были в приоритете в обыденной жизни, которую она очень даже любила. Но как ни крути, она всегда была, и оставалась валькирией. Вот уже много десятков лет.

– Слишком поздно: доходит до сердца. Пора, кажется, начинать волноваться… Копье… мое… возьми! – прошептала Бэтла.
А еще через секунду она умерла, и почти одновременно с ней захлебнулась кровью Хола. Ирка с трибун ничего этого не видела: мешали сомкнутые щиты. О смерти валькирий она узнала по двум светлым птицам, взмывшим в небо.
Прасковья закричала.
Брунгильда, дрожавшая за щитами, случайно увидела щеку мертвой Холы, по которой, застывая, ползла слеза. Это была короткая, мгновенная такая картинка – точно фотоснимок. Что-то перемкнуло в Брунгильде. Она внезапно услышала чей-то крик. Хаара и Ильга, стоявшие перед ней, вдруг разлетелись в разные стороны, точно в них врезался таран. А еще спустя секунду Брунгильда поняла, что кричит она. Это ее рот сведен в крике!
[q] Мефодий Буслаев и ошибка Грифона

Новеньким наверное тяжелее. Владелице каменного копья, не привыкшей к потерям и Прасковье, плохо понимающей, что она испытывает. Последняя и вовсе растилась как Наследница Мрака. Ужас, который она должна была вселять, внезапно сыграл на руку Свету. И девушка, чья сила одним лишь криком могла заставить заледенеть и воспламениться целые стадионы, теперь была с  ними.
Ильга не понимала, как копья выбирают своих хозяев.
Почему та, что должна была править Мраком? Почему та, что от заусенца тряслась с такой силой, словно её возложили на прокрустово ложе?
Но Ильга знает, что копья не ошибаются, кем бы валькирии не были в обычной жизни. И они. Эти две девицы тоже - её сестры. С  того самого момента, как взяли в свои руки копья. С того  самого момента, как присоединились к ним.
Совершенно не важно то, что они ей даже не нравятся. Она, точно также, как и остальных, будет защищать их до последнего. И жизнь отдаст, просто не раздумывая. Они теперь валькирии, что пришли на место её погибших сестёр, коих она знала десятками лет.
Хотя конечно, это совсем не обязывает её относиться к ним особенно хорошо в обыденной жизни. 
[float=left][/float]
- Я сегодня устала, как можно было заметить. Можешь кофе сварить мне ты. Голос капризный и смотрит на своего оруженосца Ильга примерно также. Сколь угодно он мог знать её слабости и знать, что его валькирия из себя представляла на самом деле, это ничего не меняло. Ильга знала, что ей нельзя в него влюбляться, несмотря на все желание и потому предпочитала держать на расстоянии, ничем не  обнадёживая. К тому же, ей не казалось особенно крутым то, что  её могли счесть за обычную слабую и ранимую девушку. Не тот образ на протяжении двухсот лет. Надо его придерживаться, пожалуй.

- Хватит пытаться со мной поговорить об этом. Ты  подобного не застал, но такое случается постоянно. Валькирии гибнут, потому что это  - наша работа. Усевшись на подоконник, Ильга пожимает плечами, всем видом демонстрируя абсолютную отстранённость от ситуации. Ей нужен кофе, потому что она хочет его и во время битвы она устала. Можно хотя бы капельку заботы об утомившемся воине Света? Должна же быть ещё помощь со стороны оруженосцев, кроме помощи в надевании доспехов?
Впрочем, обычно на него жаловаться было глупо. Вечно беспокоился о том, чтобы она поела, о том, что с ней случилось и о её душевном состоянии. Радоваться - не нарадоваться и обычно Ильга это делала. Даже под тартарианскими щипцами не призналась бы в том, что ей это нравится, но чисто объективно - ценила. И капризничала скорее для проформы, потому что было это в духе её характера. Никак иначе.
- Если хочется поговорить о том, что случилось, можешь поехать к Алексею, потому что его - то валькирия погибла. И проверь, убрал ли он холодец со стола, как она просила. По-моему, это было её последними словами ему перед боем.   Ильга язвительно смеётся, замирая от ужаса почти сразу. Ей хочется продолжать хохотать - ведь это так смешно и глупо: перед смертельным боем, откуда не выберешься живым, беспокоиться о еде. Так в духе их Бэтлы. Их. Бэтлы. Которая была с ними не десять лет и даже не пятьдесят. Которая вечно жевала, спала на ходу и не уставала выводить Ильгу из себя своими комментариями, что надо быть добрее, человечнее и вообще. Она часто раздражала настолько, что валькирия серебряного копья реально сомневалась в том, что хочет быть с ней в одном строю.
Но конечно же, это были только минутные капризы. Никогда в жизни, по собственной воле, Ильга не согласилась бы стоять рядом с другой владелицей сонного копья. Все эти словесные пикировки и непонимание, как можно быть такой - всё было глупое, наносное. Абсолютно ничего не значащее на фоне того, что реально было важно. И если бы было можно, она сама бы приготовила для Бэтлы этот холодец, несмотря на то, что никогда в жизни не притрагивалась к кастрюлям и вообще готовке еды. Если бы . . . Интересно, как чувствовал себя сейчас Алексей? Ильга никогда не задумывалась о чувствах оруженосцев до таких моментов.
Хотя конечно, глупо осуждать Бэтлу за мысли о еде перед боем. Она была храбрая. Сильная.  Добрая. И конечно же, в отличии от самой Ильги, говорящей самым деловым тоном про документы и свои дела, в  последние мгновения, не хотела делать ещё всё хуже. Они обе - и Ильга, и Бэтла, понимали прекрасно, что скорее всего, умрут на этом поле. И каждый старался отвлечься  от этого в последние моменты по-своему.
Чем сама Ильга была лучше? Зная, что скорее всего погибнет, вместо того, чтобы объявить какой-нибудь милый вечер прощания, бегала и занималась документами. Написала завещание, чтобы квартира перешла оруженосцу. Подчистила все долги по работе, чтобы потом не поминали грубым словом. Оформила все прочие документы, чтобы потом..в случае чего, не возникало лишних проблем.
Ей тоже было страшно умирать, как и всем.  Но лучше, перед этой неизбежностью, было занять мозги хотя бы этим.
Просто каждый пытается бороться со своим ужасом по-своему. Кто - то ныряет в дела, а кто - то неуместно шутит или говорит о том, что не имеет никакого значения. Каждая из двенадцати валькирий готовилась к тому, что её копьё будет отдано другой. И никто не был готов к тому, что бой, в самом своём разгаре, вдруг остановится.
Ильга помнила, как впервые обняла своего оруженосца, перед тем, как уйти. Они никогда не делились лишней симпатией и вроде бы вообще существовали автономно от других: на своей волне и с легким презрением ко всем остальным, и вежливым, и эмоциональным интересом друг к другу. Ильга ревновала, когда Ламина начинала заигрывать с ним, а тот, в свою очередь, всегда раздражался от мужского внимания к его валькирии.
  Но тогда было страшно и она была уверена, что это - последний их разговор, после чего обсуждать что - то уже будет некому. По-крайней мере,  с её стороны. А сейчас она не хотела говорить об этом. О своих чувствах. Или, точнее говоря, совершенно не могла.
Даже множество пережитых потерь не облегчают боль новых. И куда хуже, когда показать это даже перед самим собой стыдно. Не говоря уж об остальных.
-Только не передержи,пожалуйста. Ты же знаешь, что я не люблю горький. Ильга поворачивается к окну, смотря в своё отражение в ночной глади и поправляет волосы, словно это - единственное сейчас, что имеет значение. У неё много эмоций и большинству из них сейчас она не может подобрать никакого определения, но быть эмоциональной дурочкой ей сейчас не хочется. Сколько таких, мёртвых валькирий, она уже застала? По-прежнему переживать как-то совсем не круто. Ещё упрекнёт потом кто - то в чувствительности, не дай Свет.
И всё же, один вопрос буквально зудит на языке, не давая покоя.
[float=right][/float]
- Надеюсь, ты бы хотя бы немного переживал бы, если бы  меня сегодня тоже убили? Ну, проформы ради. Ильга широко улыбается, повернувшись к своему оруженосцу. Складывает руки на груди и закидывает ногу на ногу, всему своему виду придавая абсолютную безмятежность. Даже ей кажется глупым задавать вопрос в подобном тоне, но иначе не получается. Она не хочет быть сопливой девочкой, что рыдает на груди молодого парня, которого сама обрекла когда-то на служении валькирии. Интересно, он о том когда-нибудь сожалел?

И она спустя десять лет заменит его, как положено кодексом. Им нельзя привязываться к оруженосцам, чтобы становиться кем-то, кроме как воинами Света. Никаких слабостей и лишних эмоций. Все должны быть готовыми погибнуть - и оруженосцы,  и валькирии. Просто с последними, как ни странно, это случается чаще.
Но ей слишком "не очень" сегодня, чтобы обсуждать обыденные их темы. Хотя в том, делая вид, что всё абсолютно нормально, Ильга ни за что не признается.

В более неловкую и сложную ситуацию, я не попадала никогда в своей жизни. И хотя одна часть меня радовалась и все порывалась прыгать от счастья и вешаться на людей вокруг, другой хотелось забраться в темный и теплый угол, чтобы никто не трогал, и заплакать. Или закричать и что-нибудь сломать. Как такое могло получиться? Нет, теоретическую сторону данного вопроса я знала, чай не пять лет. Но все же поверить в этот факт было сложно. Я и... беременна. Мне всегда казалось, что это две вещи строго противоположные друг другу. Это ведь не могут быть главы моей истории. Я даже не думала, что могу, после всего, через что я прошла. Вообще всегда считала, да и сама относилась к беременным, как к слабоумным. Типа, нормальный человек до такого нелепого состояния не дойдет. А оно вот как получается.
В это действительно сложно было поверить. Поначалу все списывалось на отравление испорченной едой, усталость и даже болезнь. Очевидного никто не замечал. Такая мысль в принципе даже никому не приходила в голову. Но дни складывались в недели, а мне легче не становилось, и любые запахи воспринимались особенно остро и иногда даже вызывали тошноту. Я заперлась в своей комнате и входить позволяла только Рейвен и Эрику, так как не хотела, чтобы меня видели в таком состоянии. В конце концов, Рейвен не выдержала. Она силой заставила меня встать с постели и силой же потащила к врачу, заявив, что так больше продолжаться не может. Уж не знаю, как ей это удалось, и чей облик она там приняла, но перед ней едва ли не на коленях ходили. Осмотр, взятие анализов, еще какие-то испытания, и вот через пару часов я смотрю в омерзительно-счастливое лицо доктора, которая сжимает в руке папку с моей "историей болезни". Приторно-сахарным голосом, мне сразу же захотелось ей хорошенько врезать, доктор Линн сообщает мне радостные новости. Я абсолютно здорова, вот только немножко так беременна. Какое счастье, что я сидела, иначе совершенно точно упала бы прям там, где стояла. Врач продолжает что-то говорить все тем же раздражающим голосом, что у меня все идет просто замечательно, ребенок развивается нормально, прописывает мне какие-то витамины, велит больше гулять на свежем воздухе, но я слышу ее словно сквозь вату. У меня внутри — ребенок, живое существо. Мой и Эрика ребенок. Как не сойти с ума?
Или может быть я уже давно сошла, кто знает. Забираю из рук врача какие-то бумаги, рецепты, рекомендации и машинально киваю на все ее слова. Я не слышу, что она мне говорит. Я хочу как можно скорее, оказаться как можно дальше от нее. На негнущихся ногах покидаю кабинет, и сразу же оказываюсь в руках Рейвен, которая все это время терпеливо меня ожидала в приемной. Думаю, что кофе с коньяком ее ожидание несколько скрасил. Хоть кто-то счастлив. Даркхолм улыбается, как довольный кот, когда видит меня, и я понимаю, что она откуда-то уже все знает. Впрочем, удивления нет, это Рейвен. Дальше все происходило как в тумане, к счастью, мне не пришлось ничего особенного делать. Чешуйчатая взяла все на себя. Она даже была так добра, сарказм, что купила мне необходимые лекарства, и по пути домой завезла в какой-то ресторан и заставила что-то поесть. Как ни странно, еда прижилась. Видимо, маленький тиран, который живет у меня в животе, добился своей цели. Он привлек мое внимание, заявил о себе. И теперь я знала. Вот только лучше бы это была какая-нибудь редкая Южно-Африканская зараза. Или кишечный грипп.
Конечно, шила в мешке не утаишь. Сначала я, под угрозой того, что если я этого не сделаю, то это сделает Даркхолм, рассказала все Эрику, чувствуя себя при этом глупой, несовершеннолетней дурочкой, которая банально залетела. Я боялась его реакции так, что искусала изнутри щеку до крови, а следы от ногтей не проходили около получаса, так сильно я впивалась в кожу ладоней. Но он меня приятно удивил, правда осознала я это только через какое-то время.
И хотя изначально знали только мы трое, буквально через неделю, об этом знали уже все. И все вдруг решили, что я стала стеклянной, вызывая у меня желание кому-нибудь что-нибудь сломать. Я не слабая, я вполне в состоянии сама донести чашку/книгу/пакет. Но апогеем стал, конечно, запрет выходить за пределы территории Братства. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы доказать, что я не рассыплюсь от порыва ветра и что я, черт возьми, в состоянии постоять за себя. Мне пришлось кое-кого покалечить для этого, но они сами виноваты. И лишь после этого они успокоились.
Постепенно, я смирилась, даже стала сама в нетерпении ожидать появления ребенка, хотя все происходящее все равно воспринималось пока как-то нечто иллюзорное, эфемерное. Одно могу сказать точно, я расстроюсь, если это в итоге окажется сном. А если это все же сон, то не будите меня.

Но кое-что все же омрачало ожидание и предвкушение, оставляя горькое послевкусие. Я не могла набраться храбрости, чтобы сообщить Петру, потому что не могла представить, как он на это отреагирует. Брат кажется все еще считал меня семилетней. Он даже не знал, что я, как бы это сказать, "встречаюсь" [фу, ненавижу это слово] с Эриком Леншерром, который долгое время был с Людьми-Икс по разные стороны баррикад. А Колосс верный ученик Ксавьера. Все очень плохо. Но он все же имел право знать, ведь речь идет об их семье. Они так давно остались совсем одни. День Икс был назначен. Нейтральная территория, очень хороший ресторан. Через Рейвен мы договорились, что по максимуму железные вещи будут убраны из комнаты, которую мы забронировали. Я бы предпочла сообщать такие вещи в вовсе в оббитой поролоном изолированной комнаты. Лорна говорит, что я преувеличиваю, но давайте спишем все на гормоны. Я беременная, мне все можно. Теперь я говорю эту фразу спокойно, не дергаясь и не хихикая нервно.
Мы никуда не едем! — с этой фразы началось утро. Эрик кажется закатил глаза и продолжил собираться, прекрасно зная, что через пять минут я передумаю. А через пятнадцать передумаю еще раз. Мне нельзя доверять принимать решения, потому что настроение скачет, как резиновый мячик. Любовь и правда зла. А Эрик, вероятно, капитально испортил себе карму какими-то прошлыми действиями, раз уж ему досталась такая вот я. Хотя, хорошим знаком, наверное, было то, что он не жаловался, не пытался убежать, сменить имя и даже не предпринимал попытки убить меня.
В течение всего дня, до назначенной встречи я успешно себя накручивала, представляя самые ужасные сценарии того, как пройдет сегодняшняя встреча. Сама ты параноик, Рейвен, отойди. Живот скучивало нехорошее предчувствие, которое мешало нормально соображать. Пока Леншерр не велел мне глубоко дышать и считать до десяти. Взгляд его стальных глаз отчего-то успокоил меня, пусть кто-то и говорит, что они холодные и что он не умеет испытывать нормальных человеческих эмоций. Что же, тоже самое говорят и про меня. Я успокоилась настолько, что даже смогла перенести нас обоих в ресторан, прям ко входу, напугав швейцара. Но видимо, ему платят очень хорошо, поэтому он не показал своего удивления или страха. Бесстрастным голосом он спросил номер брони, а после проводил нас в кабинет. Петр еще не пришел, оставляя мне больше времени на то, чтобы есть себя живьем.
Обещай не делать глупостей, если что, — серьезно смотрю на Эрика, накрывая его руку своей, когда мы остались вдвоем и устроились за столом, — Он все же мой брат, — улыбаюсь уголками губ и беру в руки бокал с водой.
Все ведь просто должно быть хорошо? Правда? Хотя бы раз в моей чертовой жизни.

Став хевдингом своей общины, мне ничего не оставалось, как держать все под контролем. Абсолютно все и каждого. Но себе получалось чрезвычайно тяжко, так как обида, ярость, горесть пожирали изнутри, обгладывая каждую кость, перегрызая каждую вену. До кома в горле я ненавидел каждого из них — тех, кто в одночасье лишил и меня, и моих людей правителя, своего Царя. Каждый из моих людей старались поддержать всеми возможными образами, начиная от эля и заканчивая женщинами, но даже в последних я не находил утешения в тот момент, когда все же первое помогало забыться. Но сидеть на одном месте и погружаться в уныние, заливаться слезами было недопустимо для хердвинга, посему мне было необходимо двигаться вперед, развивать свою общину, да и к тому же забрать жизнь у того, кто сотворил это с моей семьей. У викингов никогда не бывает все на столько просто, на сколько думают те, "современные" люди, носящие свои ушитые алмазами одеяния и посыпанные золотой пылью. Наш народ в разы сложнее по устрою, чем их — кукольное царство, где всеми и каждым заправляет один, дергающий за длинные тонкие веревки. Отвратительный люд, который я никогда не признавал и точно не признаю. Может быть поэтому мне до сих пор и не приходилось щадить рабов с "большой земли". Жадно, хладнокровно я разрывал их плоть своим закаленным мечом, не оставляя и шанса на жизнь, шанса на вздох. Я ненавидел их. Я их чертовски ненавидел.
По истечению последнего тинга, было принято решение — двигаться на северо-запад, ведь именно там красовались новые земли, которыми владели ненавистные мне до сей поры ироды. Кем бы они не считали меня, моя злоба куда крепче их подозрений. Всяк бок о бок со мной стоящий, выставил меч в сторону новых земель и поклялся, что будет сражаться до последнего вздоха. Они рады отдать жизнь за своего хевдинга, но мне крайне бы не хотелось, чтобы это все же случилось. Судьба — штука страшная и непостижимая. Достаточно того, что я всецело убежден в верности своих людей и в твердости, правоте их слова. А они всецело доверяют мне.
Путь предстоял не близкий. Каково расстояние до новых земель — одним Богам известно, но я был уверен, что мы достигнем своей цели и отвоюем эти земли. За одно я выведаю, кто есть тот смельчак, натравивший волков на мою семью. И он будет убит. Своей честью, своим долгом клянусь, что разобью этого чужака! Он будет корчиться в агонии, захлебываться собственной кровью, которая будет обволакивать его лицо, шею, грудь. Он захлебнется от ее обилия. Я сделаю так, что все, кто ему дорог, будут страдать. Они будут смотреть, как он дохнет, а после отправятся за ним. И мне абсолютно все равно, если даже среди них окажутся дети. В этом плане у меня нет запретов. Его дети будут страдать абсолютно так же, как страдала моя новорожденная сестренка. Я вспорю им брюхо, выколю глаза. Они будут орать, а я буду заливаться смехом. Смехом победителя.
— Привал, — отчеканил я, и войны принялись сооружать себе места для сна, хрупкие травяные покрывала и лежанки. Некоторые из них захватили шкуры животных в избытке, дабы пресечь вариант с переохлаждением, ибо скандинавские ночи необычайно холодные. Время близилось к полуночи. Я сложил оружие подле разгорающегося костра. Мужики о чем-то между собой вели беседу. С несколько часов назад по пути через окраину леса было убито порядком пяти мясистых кабанов, посему я не переживал о том, что моим людям нечего будет есть. Все шло, как по маслу. До новых земель оставалось менее суток пути, если верить указателям. Если же мы выдвинемся утром, то к ночи будем на месте, из чего следует, что приведем их врасплох. Это всегда играло на руку.
За спиной раздался хлопок, я резко обернулся и заметил у одного из моих воинов несколько бурдюков, наполненных до горла элем и пивом. Он сделал глубокий глоток и направил тару сидящему рядом. Один из я забрал у него себе целиком, воины не противились. Они понимали всю суть нашего похода, они хотели мне помочь, они прекрасно осознавали ту горечь, которая терзает меня изнутри. И лучшего лекарства, чем эль так же не знали. Правда лишь, добрая часть моих людей предпочитали поиздеваться над рабынями, я же в свою очередь отдавал предпочтение всему и сразу. Раз уж женщин здесь не было, оставался только один вариант — пить.
В памяти отложилось небольшое озеро в чаще, которую мы проходили. Я видел его мельком, не придавая значения, но сейчас... Из-за горячего напитка, который обволок мое горло и словно окутал изнутри, захотелось почувствовать прохладу на коже. Может быть даже насытится леденящим холодом озерной, застоялой воды. Именно поэтому я и направился к водоему, мельком казавшемуся мне огромным. Все же это озеро предстало передо мной небольшим, даже слишком маленьким для такого обширного понятия. Различные растения окутали его, ветки загораживали воду от чужого глаза. Словно в этом лесу есть свои законы, свои правила, а вода здесь — священна. Наверняка лесное Божество охраняет местную воду, ибо питает ею свои владения. Одеяние быстро пало ниц, хоть и кажется порой, что избавиться от него невероятно сложно. Я бы даже сказал, что сложность возникает у женщин, но уж точно не у носителя подобного.
Пока я освобождал свое тело от шкур и доспехов, позади послышалось что-то, напоминающее прошмыгнувшего зверька через кусты. Мне не показалось это странным, ибо в этих краях частенько можно встретить живое существо. Самых разных мастей и пород, а оружие, к слову, у меня всегда с собой. По крайней мере кистень.
— Кто ты?
Этот вопрос возник сам по себе. Он был совершенно ожидаем по крайней мере той, которая предстала предо мной. Совершенно нагая, необычайно прекрасная девушка с яркими, как огонь, глазами и трепещущими губами. Скорее от холода, нежели от чего-то другого. Я никогда не смыслил в романтике должным образом, как это делают люди с новой земли.
— И что ты здесь делаешь? — сменив тон на более грубый, потянулся за кистенью. Цепи негромко лязгнули, и я вновь уставился на девушку. Она молода, прекрасна, черт возьми божественна, но вопросов только два, и я их озвучил. Что она может делать здесь, в этом диком, опасном лесу посреди кромешной тьмы будучи абсолютно нагой? Искать приключений? Тогда как дикий зверь еще не разорвал ее, ведь в этих лесах он в обилии? Или же она, завидев могучих мужчин, захотела приключений иного рода? Мой внутренний голос будто зарычал от восторга, завидев точеные женские прелести. Именно мужское меня подтолкнуло спуститься к ней и, крепко удерживая ближайшую ветку рукой, в которой и без того находился бурдюк, протянуть ей свободную руку.
Может, она — засада? И сейчас в меня пустят стрелу, ну или же она перережет мне горло? В любом случае кистень я отправил наземь, но неподалеку, прямо к ноге, чтобы при удобном случае, если же воистину понадобиться, я мог резко подобрать его с земли и встать на защиту своей жизни.